В тот день Маркос спешил. Дорога в горной долине тянулась узкой лентой между скал, ветер гнал пыль, а солнце уже клонилось к закату. Ему нужно было успеть до темноты — впереди оставался только старый мост через реку, после которого начиналась деревня.
Он ехал верхом на своей лошади, Бэлле — умной, сильной, спокойной кобыле, которая была с ним уже пять лет. Они прошли вместе и грозы, и каменные перевалы, и ночёвки под дождём. Она никогда не подводила.
Но на этот раз, когда они подошли к мосту, Бэлла вдруг остановилась.
Просто встала и не двинулась ни на шаг.
Маркос натянул поводья, подстегнул её, попытался говорить спокойно, потом громче. Но лошадь не двигалась. Её уши были насторожены, мышцы дрожали, а глаза — широко раскрыты. Она делала шаг вперёд и тут же отступала назад.
— Ну же, Бэлла! — раздражённо крикнул он. — Осталось совсем немного!
Но лошадь фыркнула и, будто в панике, резко отступила назад, гремя копытами по камням. Маркос впервые почувствовал, как по спине пробежал холод.
Он спешился и посмотрел на мост внимательнее.
Доски были старыми, но казались целыми. Он постучал ногой — звук был глухой, но не подозрительный. Чтобы доказать себе, что бояться нечего, он шагнул вперёд.
И в тот же момент Бэлла громко заржала — так, как он никогда раньше не слышал. Звук был резкий, будто предупреждение.
Маркос остановился. И тут под его ногой послышалось трещание.
Он отпрянул назад, и доска, на которую он ступил, провалилась. Потом — ещё одна. В следующую секунду весь мост застонал и рухнул вниз, в ревущую реку.
Он стоял, не в силах поверить. Если бы Бэлла сделала хоть один шаг вперёд — они бы полетели вниз вместе.
Маркос подошёл к лошади, прижался лбом к её шее. Она тяжело дышала, но стояла спокойно.
Он прошептал:
— Спасибо, девочка… ты спасла нам жизнь.
Когда они наконец добрались до деревни обходным путём, местные сказали, что этот мост давно считался “проклятым” — его чинили, но он снова ломался. Говорили, что однажды там погиб целый обоз.
С тех пор Маркос больше не спорил с Бэллой. Он понял: иногда животные чувствуют то, чего мы не можем ни увидеть, ни услышать.
И каждый раз, когда ветер гнал пыль с гор, он вспоминал тот ржание — не просто испуг, а предупреждение, подарившее ему жизнь.
