Когда Эмма купила старую квартиру в викторианском доме на окраине Бристоля, она была счастлива. После развода ей хотелось начать всё с чистого листа — новая работа, новая жизнь и новый дом, пусть и с облупившейся штукатуркой, но с высоким потолком, старинными окнами и душой.
Квартира досталась дешево, ведь прежняя хозяйка умерла год назад, и жильё долго пустовало. Переехав, Эмма занялась уборкой. Всё шло как обычно — пока она не добралась до кухни.
В углу стоял старый холодильник «Electra», массивный, с хромированной ручкой и пожелтевшей эмблемой. Внутри пахло пылью и старым пластиком. Она хотела выбросить его и купить новый, но соседи сказали, что «этот ещё работает, просто иногда шумит».
Эмма не придала значения. Первые дни всё было спокойно. Только по вечерам, когда она сидела в тишине с чашкой чая, холодильник начинал странно потрескивать. Не обычный гул компрессора, не щелчки термостата — а будто кто-то лёгкими пальцами постукивал изнутри. тук… тук-тук… пауза… снова тук.
Она подумала, что это просто старое оборудование. Но на третий вечер стуки стали чётче, ритмичнее — словно кто-то пытался привлечь внимание. — Чудится, — сказала она себе и прибавила громкость телевизора. Однако ночью холодильник загудел громче.
Эмма проснулась от того, что послышался отчётливый щёлк, как будто открылась дверца. Она включила свет — всё стояло на месте. Холодильник тихо гудел, будто ничего не произошло. Но на полу рядом лежала тонкая линия воды, словно растаявший лёд.
На следующее утро она заметила странность: продукты внутри оказались чуть сдвинуты. Пакет с овощами — не на своей полке, баночка варенья — открыта, хотя она её не трогала. — Может, я сама переставила и забыла, — решила Эмма. Но внутри начинало шевелиться беспокойство.
К вечеру стуки повторились. На этот раз — в три часа ночи. Эмма не выдержала, подошла к холодильнику и прислушалась. тук… тук-тук… тук. Ритм был странно знаком — как будто кто-то стучит по стеклу, не рукой, а ногтем. Она резко открыла дверцу. Всё выглядело нормально: полки, продукты, лампочка. Только в морозилке, на слое инея, виднелись царапины — тонкие, будто сделанные изнутри.
Эмма решила всё отключить. Выдернула вилку из розетки и ушла спать. Но на следующее утро холодильник работал. Свет горел, мотор гудел. И изнутри снова раздалось трёхкратное постукивание. В панике она вызвала мастера по ремонту — мужчину лет пятидесяти, по имени Мартин.
Он приехал, осмотрел старый агрегат, открыл заднюю панель, послушал и сказал: — Механика работает, компрессор старый, но живой. А вот звук… странный. Как будто не изнутри корпуса, а из слоя изоляции. Он постучал по стенке — и вдруг раздался ответный тик-тик, точно в такт его движению.
Мартин отпрянул: — У вас тут кто-то шутит? — Я живу одна, — прошептала Эмма. Он смутился, пожал плечами и предложил вскрыть заднюю панель. Когда он снял обшивку, из холодильника повеяло холодом — гораздо сильнее, чем мог бы дать компрессор. На внутренней стенке под слоем инея виднелся тканевый клочок — будто от детской рукавички.
— Это что ещё за… — начал Мартин, но замер. На ткани было вышито имя: “Lucy”. Эмма побледнела. — Люси… это имя той женщины, которая жила здесь раньше. Она умерла прошлой зимой, замёрзла в собственной квартире, когда отопление сломалось. Соседи рассказывали, что её тело нашли как раз здесь, на кухне… Мартин молча собрал инструменты.
— Я не знаю, что это, — сказал он наконец. — Но я бы советовал вам избавиться от этого холодильника. Сегодня же.
После его ухода Эмма вынесла всё из морозилки, выключила прибор и обмотала его скотчем, чтобы дверь не открылась. Но ночью проснулась от глухого гудения. Прибор снова работал. В темноте на дверце поблёскивал тонкий иней, образуя слова: “LET ME OUT”.
Эмма бросилась в коридор, но услышала за спиной два тихих стука — уже не изнутри, а снаружи холодильника. С тех пор соседи говорят, что в её квартире никто больше не живёт.
Но если подняться на третий этаж поздно ночью и прислушаться — можно услышать, как старый холодильник тихо постукивает… тук… тук-тук… тук…
