Утро было спокойным, тихим и обманчиво обычным. Беременная Марта (мы можем заменить имя, если нужно) собирала вещи в роддом — до срока оставалось всего две недели. Муж был на работе, дом — на пригородной улице, где все знали друг друга по именам. Она как раз ставила чайник, когда услышала крики с улицы.
Сначала — лай собак. Потом — резкий запах дыма. Потом — детский плач.
Она выбежала на улицу и увидела: дом соседей охвачен пламенем. Крыша уже полыхала, окна трещали от жары. Соседей — родителей — не было дома: они уехали за младшим ребёнком в поликлинику. Внутри — шестеро их детей, старшему — десять, младшему — три.
Люди начали сбегаться, звонили пожарным, но все только кричали и плакали: «Там дети!». Никто не решался зайти — пламя уже вырывалось наружу.
И тогда Марта… просто побежала.
Она не думала. Ни о себе, ни о ребёнке внутри. Только о том, как мальчик с веснушками вчера махал ей рукой из окна. Как девочка с косичками дарила ей полевые цветы. Она прикрыла лицо рукавом и ворвалась внутрь.
Всё было как в кошмаре: дым ел глаза, стены потрескивали, пол местами уже горел. Она на ощупь нашла первого ребёнка — плачущего на лестнице. Вывела. Вернулась. Потом ещё. И ещё.
Четыре раза она вбегала в дом. Дым был густым, как туман. На пятый — потеряла сознание на секунду, опёрлась о стену, услышала, как внутри что-то глухо рухнуло.
— Не заходи! — кричали люди. — Ты погибнешь! Ты беременная, одумайся!
Но она снова пошла. Шестой ребёнок — младший — спрятался под кроватью. Она вытянула его, укрыла курткой и вынесла на улицу.
Сразу после того, как она вышла, потолок в той комнате обвалился.
Её на руках отнесли в скорую. Дети — живы, в копоти, испуганные, но невредимые. Она — в сознании, но с ожогами, обожжённым горлом и сильной болью в животе.
Врачи в приёмном покое бегали, капельницы, кислород, кислородная маска, свет ламп. Она просила только одно:
— С моим… с малышом всё хорошо?..
Врачи переглянулись.
Через час к ней подошёл один из них.
— Послушайте… ваш ребёнок… — он замолчал, подбирая слова. — Он абсолютно невредим. Сердцебиение — как у доношенного. Нет ни стресса, ни гипоксии. Такое… невозможно после такого дыма.
— Значит… всё хорошо? — прошептала она.
Но врач покачал головой.
— Вы не поняли. Он ведёт себя так, будто только что… уснул. Ни страха. Ни ускоренного сердцебиения. Он совсем не реагировал на ваши приступы удушья. И знаете, что странно? — он слегка вздрогнул. — На УЗИ он… улыбался.
Она замерла.
Позже медсестра призналась: когда они делали мониторинг, ребёнок не просто улыбался — он держал ручку у груди. Как будто… оберегая кого-то.
На следующий день, когда пожарные закончили осмотр дома, один из них сказал:
— В детской, под кроватью, где она нашла младшего мальчика… стены почти не обгорели. Будто кто-то заслонил огонь.
Марту выписали через три дня. Все шестеро спасённых детей встречали её у больницы — с букетом из полевых ромашек. Самый маленький подошёл и сказал:
— Тётя… мальчик, который был рядом с вами в огне, сказал, чтобы мы не плакали. Он сказал: «Она нас спасёт».
— Какой мальчик? — спросила она.
— Ну… тот, что был в белом. Вы его не видели? Он стоял рядом с вами.
Её сердце замерло.
Потом уже врачи, акушерки и соседка рассказывали: ребёнок родился спокойным. Не кричал. Только смотрел. И будто узнавал всех, кого его мать спасла.
А когда ей принесли его на руки, она заметила — в его крошечных пальцах лежал обгоревший деревянный крестик. Такой носил старший мальчик-сосед. Но у того крестик… сгорел.
