Солнце садилось за линию тёмных елей, когда Михаил, лесник с 30-летним стажем, услышал слабый, почти жалобный вой. Он остановился, прислушался. Вой шёл от замёрзшего озера — и звучал так, будто принадлжен не стае, а одному — отчаявшемуся существу.
Михаил пошёл на звук. Скрипел снег, дыхание обжигал мороз. Когда деревья расступились, он увидел озеро — и то, что заставило его сердце упасть.
У самого центра льда — прорубь, лёд вокруг в трещинах. А рядом, наполовину в воде, лежал волк. Передние лапы дрожали, пытаясь удержаться на льду. Вода вокруг темнела от крови. Лапа — в ржавом капкане.
Волк больше не выл. Он просто тихо дышал — и смотрел на человека.
— Ну что, братец… — тихо сказал Михаил. — Жить хочешь? Тогда давай без глупостей.
Он привязал к поясу верёвку, другой конец — к сосне. Лёд трещал при каждом шаге. Волк поднял голову, но даже не попытался зарычать — сил не осталось. Михаил лег на живот, подполз, набросил верёвку на лапы волка — и медленно потянул.
В один момент лёд под ним дал тонкий хруст. Он замер. Потом — ещё рывок. И зверь оказался на прочном льду.
Они вдвоём рухнули на берег. Волк тяжело дышал, закрыв глаза. Михаил видел, как кровь алыми пятнами расходится по снегу.
— Всё, всё… Дальше я сам.
Он занёс зверя в дом — на старом одеяле, как раненного собаку. Печь горела, запах смолы заполнил комнату. Михаил осторожно разжал капкан, промыл рану, наложил бинты. Волк скулил, но не сопротивлялся.
— Потерпи. Если умрёшь тут — хоть не в снегу, — ворчал он, но руки его были мягкими.
Ночь была долгой. Волк дышал тяжело, иногда тихо выл во сне. Михаил сидел у печи, пил травяной чай и думал: «Что я делаю? Зверя привёл домой… Дурак старый.»
Но утром волк открыл глаза.
Он не рычал. Просто молча смотрел. Долго. А потом — медленно, с усилием — ткнулся носом в ладонь лесника. Почти незаметно.
Шли дни. Волк ел мало, пил воду, лежал у печи. Иногда, когда Михаил чистил ружьё или строгал дерево, зверь тихо наблюдал. В глазах уже не было ярости — только усталость и… что-то похожее на благодарность.
На седьмой день волк поднялся. Подошёл к двери. Михаил открыл.
На улице лежал свежий снег. Волк сделал шаг. Обернулся.
Михаил кивнул:
— Иди. Тайга тебя ждёт. Не мне тебя держать.
Волк задержался ещё миг… и исчез в лесу.
Прошла неделя. Утром, когда Михаил колол дрова, он услышал знакомый звук. Не один — несколько голосов. Вой. Глубокий, протяжный. Он вышел к опушке.
На границе леса, между ёлок, стояла стая. Вожак — серый волк с перевязанной лапой — смотрел прямо на него. Это был он.
Стая стояла спокойно — не нападала.
Вожак подошёл ближе. До самой кромки снега у дома. Низко, почти незаметно, склонил голову.
Потом развернулся. И вместе со стаей растворился в зимнем лесу.
Михаил долго стоял неподвижно. Потом тихо сказал:
— И тебе спасибо.
С той зимы никто больше не видел волков близ деревни. Никто не слышал ночного воя под окнами. Охотники жаловались, что стая ушла далеко к северу.
Но каждую зиму, когда впервые выпадает снег, Михаил выходил к озеру, где лёд когда-то треснул, и смотрел в лес.
Потому что где-то там, среди сосен и снега, жил волк, который однажды не укусил руку… а запомнил её тепло.
