Тот день начинался как обычно — душный, тихий, с тяжёлым воздухом, от которого болела голова. Над горизонтом висели серые тучи, и птицы вдруг замолкли. Все в деревне знали: скоро будет буря. Но никто не ожидал такую.
Около трёх дня небо стало зелёным — зловеще-зелёным, как будто над землёй нависла тень. Потом ветер ударил так, что листья полетели стеной. Издалека послышался гул, похожий на рев поезда. Люди бросились в подвалы и сараи, кто куда успел.
Когда всё закончилось, деревня стояла в тишине. Громыхало где-то далеко, в небе переливались остатки молний, но самое страшное — позади. Все вышли на улицу — и не могли поверить своим глазам.
Торнадо прошёл мимо. Десятки домов стояли целыми. Сломанные ветки, побитые стёкла, но в целом — ничего ужасного.
Кроме одного.
На окраине, где когда-то жил старик Егор, дом был сметён до фундамента. Ни крыши, ни стен, ни мебели — словно кто-то ластиком стер его с земли. И самое странное — вокруг дома не было ни одного следа торнадо. Трава лежала ровно, даже заборы рядом целы.
— Как будто ветер знал, куда дуть, — сказал кто-то.
Когда спасатели разгребали обломки, нашли только старую коробку. В ней — письма. Десятки, пожелтевшие, с датами двадцатилетней давности. Почти на каждом конверте стояло одно и то же имя: Анна.
Позже выяснилось: Егор построил этот дом сам — на месте старой часовни, разрушенной ещё в советские годы. Люди тогда шептались, что ему не стоило трогать это место.
Егор прожил там сорок лет. Один. А за неделю до бури он умер — тихо, во сне. Дом стоял пустой.
После торнадо священник из соседнего села сказал:
“Иногда не кара приходит, а очищение. Может, кто-то просто хотел вернуть себе землю, которую забрали.”
Теперь на том месте — трава. Люди обходят его стороной, особенно когда ветер усиливается.
А ночью, если приглядеться, можно увидеть, как над холмом кружится лёгкая пыль, будто что-то ищет дорогу обратно.
